Каждой зимой русские рубили на холмах дубы, выдалбливали из них ладьи-однодревки и, когда наступала весна, спускали их в ближние заводи. Вместе с весенними водами однодревки шли в Днепр, к Киеву. Там их вытаскивали на берег, отделывали, прилаживали к ним уключины для весел.
По Боричеву Взвозу съезжали к Днепру телеги с хлебом, с воском, с соболями и куницами. Нагруженные ладьи отчаливали от берега и одна за другой выплывали на середину Днепра. Шли целой стаей — в одиночку идти в то время было опасно...
Ладьи приближались к порогам. Там волны с шумом кипели вокруг острых камней. У первого же порога было грозное имя: «Не спи!» Купцы взывали к Днепру Словутичу, чтобы он пронес их сквозь каменные горы, чтобы он лелеял ладьи, как чаек на своих волнах, как уток на своих струях.
У порогов купцы вытаскивали ладьи на берег и тянули их волоком по земле или переносили на плечах.
Страшное было это место! Среди ковыля белели человеческие кости. Тут проезжих нередко подстерегали злые разбойники— печенеги. Со свистом, с гиком налетали они со всех сторон...
Как радовались путники, когда пороги оставались позади и ладьи опять неслись по Днепру.
У ворот моря на маленьком островке рос огромный дуб. Купцы втыкали вокруг него стрелы, приносили ему в жертву петухов и кур. Они молились дубу: ведь это он нес их по волнам — ладьи были выдолблены из дубовых стволов. Перед выходом в море купцы ставили на ладьи мачты и натягивали паруса.
Море шумело перед ними, и ветер гнал к берегу белые гребешки. Купцы молились ветрам, внукам Стрибога, чтобы они мчали на своих крыльях ладьи по синему морю...
Ладьи плыли вдоль берега, а следом шли по суше печенеги. Они тоже молились своим богам, чтобы буря выбросила русские однодревки на берег...
Было время, когда предки русских людей еще не бывали у моря и не знали других рек, кроме родной реки.
Карта России сохранила память об этих временах. Слова «Дунай», «Дон», «Днепр», «Донец» не случайно похожи одно на другое. Они возникли еще тогда, когда люди называли свою реку просто Рекой.
В «Слове о полку Игореве» Ярославна плачет на городской стене в Путивле:
На Дунае Ярославнин глас слышен...
Но Путивль стоит за сотни верст от Дуная — на Сейме. Песня называет Сейм Дунаем, потому что когда-то слово «дунай» значило «река».
На языке осетин и сейчас слово «дон» означает «река», потому что их предки — сарматы — пришли на Кавказ с Дона.
Люди жили на своей реке в маленьком, тесном мире. Но река сама учила их ходить. Она лелеяла на своих струях челноки-однодревки. Она уносила людей все дальше и дальше. Люди узнавали о других людях, о других племенах. Спускаясь к устьям, они открывали моря. Поднимаясь к истокам, они находили среди лесов начало других рек.
Качающаяся ладья стала колыбелью могучего народа. Словно дуб, простирал Днепр свои ветви и на запад, и на север, и на восток.
Летописец говорит, что по Днепру можно идти во все страны, ко всем народам.
Если плыть к верховьям, можно добраться до дремучего «Оковьского» леса, откуда текут и Днепр, и Двина, и Волга. По Ловати путь идет к озеру Ильмень. Из Ильменя по Волхову можно дойти до Ладоги — до великого озера Нево, а оттуда, по широкой Неве, до Варяжского — Балтийского — моря. Из Варяжского моря доедешь до Рима, от Рима — другим морем до Царьграда, а из Царьграда можно вернуться в Киев по Русскому — Черному — морю и по Днепру.
Так летописец чертит маршрут кругосветного плавания — вокруг того мира, который узнали русские.
Широко раздвинулся для них мир. Уже не одной рекой представляется он им, а великой водной дорогой, синим ожерельем из рек, озер и морей.
По этой дороге вверх и вниз — из варяг в греки и обратно — ходят и русские однодревки, и варяжские ладьи с выгнутым носом в виде головы дракона. Они везут князей, собирающих дань, везут купцов, которым князья сбывают меха и мед в обмен на заморские товары.
Много дней плывут ладьи вдоль западных берегов Черного — Русского — моря. И вот уже перед ними долгожданные стены Царьграда, полукруглый купол Святой Софии.
Гости выходят на берег. Но их не сразу пускают в город. Царские чиновники записывают имена гостей, проверяют, нет ли у них при себе оружия. И только после этого раскрываются огромные ворота, и гостей впускают в город, но не всех сразу, а по пятьдесят человек.
Русские не обижаются. Таков обычай. Они и сами так поступают с немцами, когда те приезжают в Новгород.
Гости не могут пожаловаться на хозяев. По договору, они имеют право получать вдоволь и хлеба, и вина, и мяса, могут мыться и париться в греческих банях «елико хотят». На обратный путь им выдают с императорских складов припасы и корабельные снасти — якоря, паруса, канаты.
Простившись с хозяевами, купцы отправляются в обратный путь, увозя с собой дорогие товары — золото и парчу, редкостные плоды и вина. Долго будут помнить они и рассказывать у себя дома о пышном царствующем граде, о златотканых ризах священнослужителей, о чудесах императорского дворца, где у трона стоят по бокам золотые львы. Эти львы сами раскрывают пасть и бьют хвостами.
