С каждым веком все меньше оставалось таинственного и неведомого в жизни людей. Мастер все больше доверял своей руке и своему глазу и реже прибегал к заклинаниям. Магия понемногу уходила из жизни, как туман уходит из долины, когда поднимается солнце.
Дольше всего магия держалась в обрядах, в священных играх, плясках и песнях. Но и отсюда, из ее собственного дома, ее беспощадно гнал пробуждающийся разум.
Из магической пляски и песни магия уходила, и оставались просто пляска и песня.
Когда в Греции земледельцы устраивали игры в честь Диониса, дарующего людям плоды, это были вначале священные магические игры. Хор пел о смерти и воскресении Диониса, чтобы помочь природе еще раз воскреснуть после мертвого зимнего сна и дать людям хлеб, плоды и вино.
Ряженые в звериных масках плясали вокруг сельского жертвенника.
Запевала пел о страданиях Диониса, а хор отвечал, подхватывая припев.
Эта древняя магическая игра уже похожа на представление. В запевале, в ряженых можно уже угадать будущих актеров. Запевала не только поет о страданиях бога, но и изображает их действиями. Он бьет себя в грудь, он с воплями воздымает к небу руки.
Когда бог воскресает, ряженые предаются буйному веселью, передразнивают друг друга, перекидываются насмешками и шутками.
Пройдет еще несколько веков, и магия уйдет из магического действа.
Но самое действо останется. По-прежнему люди будут играть, петь и плясать. Но они будут изображать не страдания богов, а страдания людей. Глядя на сцену, люди будут смеяться и плакать, восхищаясь геройством и подвигом, смеясь над пороком и глупостью.
Так запевала древнего хора превратится в актера трагедии, а веселые ряженые — в комиков, в клоунов, в полишинелей.
Но запевала — не только первый актер, но и первый певец. Сначала он поет вместе с хором. Потом он начинает петь и один.
Песня отделяется от обряда. Певец поет и во время священных игр, и за столом, когда вождь пирует с дружиной. Певец поет, перебирая струны, и даже пляшет иногда, соединяя, по древнему обычаю, слово, музыку, движение, Он сам и запевала и хор. Он поет и песню и припев.
О чем же поет певец? Он поет о богах и героях, о вождях своего племени, которые обращали в бегство храбрейших. Он поет о воинах, которые полегли в боях, о братьях, за которых надо отомстить.
Эта песнь — не заклятье, не колдовство. Это рассказ о подвигах, который зовет к новым подвигам.
А песни о любви, о весне, о печали! Откуда взялись они? Они тоже оторвались от обрядов, которые люди справляли когда-то во время свадеб и похорон, во время жатвы или сбора винограда. Хор обменивался с хором короткими песенками.
Эти песенки вспоминает девушка, сидя за прялкой. Их повторяет мать, качая ребенка.
Песни о весне начинают петь не только весной, песни о любви — не только во время свадьбы.
Кто создал первые песни о героях, о любви?
Мы не знаем этого, как не знаем, кто сделал первый меч или первую прялку. Не один человек, а сотни поколений создавали орудия, песни, слова. Певец не сочинял сам свою песню, а передавал другим то, что слышал. Переходя от певца к певцу, песни росли, менялись. Как из ручьев создается река, так из несен вырастали поэмы.
Мы называем «Илиаду» творением Гомера. Но кто такой Гомер? До нас дошли о нем только легенды. Гомер так же легендарен, как герои, которых он воспевает.
Когда создавались первые песни о героях, певец еще был крепко связан со своим родом, со своим племенем. Люди все делали сообща, и песня тоже создавалась общим трудом поколений.
Певец не считал себя автором, творцом даже тогда, когда он изменял, украшал песню, доставшуюся ему по наследству.
Но вот человек начинает отличать «свое» от «чужого». Род распадается, нет больше прежнего единства. Мастер работает для себя, он не чувствует себя больше послушным орудием в руках рода.
Пройдет несколько веков, и поэт Теогнис скажет:
Я положил свою печать на эти стихи, плод моего искусства. Никто не похитит их, не подменит. Всякий скажет: «Вот стихи Теогниса из Мегары!»
Так не мог бы сказать человек родового строя. Человек все чаще произносит слово «я». Далеко позади осталось время, когда человеку казалось, что не он работает, а им кто-то работает. Певец еще говорит о музах, вдохнувших в него песню, о том, что «дар песен» достался ему от богов, но он уже не забывает и о себе:
Музы дали мне слово, память обо мне не пройдет. |
В этих стихах гречанки Сафо старое соединяется с новым. Сафо еще верит, что музы дали ей слово, а не она сама нашла его в языке, как рудокоп находит руду в горах. Но в тех же стихах слышна уже гордость творца, гордость поэта, который знает, что имя его не забудется.
Так растет человек. И чем выше он поднимается, тем шире делается горизонт вокруг него.
